Сергей МАРКЕДОНОВ
Политолог, кандидат исторических наук
Недавно на сайте правительства РФ был опубликован полный текст "Стратегии социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 2025 года".
Напомним, что 19 января этого года федеральная власть произвела важные трансформации в системе управления Северным Кавказом. Во-первых, был воссоздан в новой конфигурации Северо-Кавказский федеральный округ (СКФО). Во-вторых, назначенный на место полпреда в этом округе представитель президента был наделен полномочиями вице-премьера правительства. В-третьих, полпредом стал не представитель корпорации "силовиков", а выходец из "новых менеджеров", прошедших школу корпоративного управления и имеющих губернаторский опыт.
Именно тогда в январе и президент, и премьер российского правительства недвусмысленно обозначили цели российской политики на Кавказе: кардинальные изменения социально-экономического облика региона, которые повлекут за собой качественные политические и общественные трансформации.
В Стратегии-2025 только два небольших подраздела касаются общественно-политической жизни региона
6 июля Владимир Путин на межрегиональной конференции партии " Единая Россия" дал поручение "разработать долгосрочный план развития региона" в двухмесячный срок. Тем самым он лишь перевел в формальную плоскость прежние ключевые установки федеральной власти. В итоге проект документа был подготовлен 6 сентября и подан на утверждение премьера. 29 сентября Стратегия была представлена на "правительственном часе" в Совете федерации, а 4 октября появилась на сайте правительства после ее подписания Владимиром Путиным.
Поэтому, перед тем, как давать ответ на вопрос о том, насколько хорош или плох правительственный документ, надо более детально разобрать ключевые установки российской власти в отношении Северного Кавказа.
Надо отметить, что после назначения Александра Хлопонина российские подходы к региону стали излишне центрированными на экономике. Этому есть несколько объяснений.
Во-первых, ведущим внутриполитическим трендом 2009-2010 гг. стала модернизация. Политический класс пришел к пониманию того, что без создания современной системы управления государством и современной экономики страна обречена на отставание и стагнацию. Пришло осознание того, что сведение всей кавказской политики к одним лишь спецоперациям невозможно. Нужна профилактика экстремизма и предотвращение роста числа людей, недовольных региональной и федеральной властью.
Во-вторых, в последнее время стали налаживаться отношения России с Западом. Сегодня в Европе и в США заметно поубавилось число политиков и общественных деятелей, которые симпатизируют "свободной Ичкерии". Радикальных же исламистов многие откровенно боятся. Свидетельством тому стало включение Доку Умарова в списки международных террористов. Однако в то же самое время партнеры России хотели бы видеть качественные изменения в северокавказской политике. С этим связан и приход серьезных инвесторов в Россию в целом, и их участие в модернизационных проектах. По словам известного германского эксперта Уве Хальбаха, "от ситуации на Северном Кавказе зависит российско-европейское партнерство по модернизации".
Сегодня мы на новом этапе повторяем собственные ошибки конца 1980-х гг.
В итоге за последние полгода мы получили серьезный перенос центра тяжести от проблем безопасности к вопросам социально-экономического развития. Логическим результатом такого переноса стала Стратегия-2025, в которой только два небольших подраздела касаются общественно-политической жизни региона. К таковым относятся "Межнациональные отношения" и "Укрепление общегражданской идентичности, межнациональных отношений и содействие этнокультурному развитию народов". Между тем, в Стратегии-2025 нет отдельного раздела про межконфессиональные отношения (они мельком упоминаются в подразделе про межнациональные отношения), в то время как сегодня не этнический национализм, а религиозный экстремизм является главным вызовом для российской государственности. Тот же Доку Умаров призывает не к созданию независимой Чечни, а к участию в глобальном джихаде.
Казалось бы, Северный Кавказ, по словам Дмитрия Медведева, – это самая сложная проблема российской внутренней политики. Но в Стратегии-2025 нет специального раздела по социально-политической оценке ситуации.
В итоге получается односторонняя картина. Главными вызовами для развития региона оказываются экономические и социальные неурядицы. Многие проблемные точки региона обозначены верно (безработица, низкая социальная мобильность, непрозрачность управленческих решений, отъезд русского населения). Но все это фактически не связывается с системными политическими вызовами. Между тем, без минимизации политических угроз (терроризм, экстремизм, клановость) масштабное инвестирование невозможно. Кроме государственного бюджета никакой серьезный инвестор не придет в регион, где постоянно убивают, взрывают и похищают. Недавно глава Следственного комитета Александр Бастрыкин жестко оценил ситуацию на Северном Кавказе, сказав, что там идет "едва ли не война".
Не пора ли дать стратегическую оценку этой "войны", осознав ее фронты и ресурсы противостоящих сторон?
Без этого смелые планы авторов Стратегии-2025 окажутся только мечтаниями, оторванными от реальности. Таким образом, Стратегия-2025 требует серьезной "политической доработки", поскольку констатации одного лишь "сложного этнического состава населения" и необходимости "утверждения общегражданской идентичности" мало. Для того, чтобы что-то утверждать, необходимо иметь серьезный авторитет. А это уже не экономическая, а политическая задача, относящаяся к повышению легитимности власти всех уровней.
"Русский мир" в Стратегии-2025 слишком резко противопоставляется кавказскому
Невозможно противопоставлять "силовую политику" "чистой экономике". Бесспорно, социальные и экономические болезни Кавказа надо лечить. И чем скорее, тем лучше. Но "политика и безопасность" – это не только проведение спецопераций. Политика и безопасность – это создание новых управленческих кадров и действенного кадрового резерва, системное изменение образовательных стандартов, преодоление национальных барьеров для карьерного роста. Не говоря уже о серьезной идеологической работе, поскольку экстремистские идеи невозможно победить дешевой колбасой и высокой заработной платой. Их побеждают только идеи и высокая мотивация.
К сожалению, сегодня мы на новом этапе повторяем собственные ошибки времен Карабаха и Грузии, Молдавии и Прибалтики конца 1980-х гг. Тогда были очень популярны идеи о том, что преодоление товарного дефицита отвлечет националистов от их идей. Сегодня нам кажется, будто новый миллион из госбюджета сделает радикальных джихадистов "белыми и пушистыми". Однако любое финансирование, помимо решения чисто экономических задач, должно способствовать общественным изменениям.
Кроме того, в Стратегии-2025 "русский мир" слишком резко противопоставляется кавказскому. Именно с уходом русского населения из региона связывается нынешний социально-экономический упадок, а возвращению русских на Кавказ посвящена значительная часть документа. Но "русский вопрос" – лишь видимая часть проблемного айсберга. Из региона уезжают не только русские, но и экономически активные и образованные кавказцы, среди которых чеченцы, кабардинцы, карачаевцы, ингуши, осетины. Многие представители этих народов, имея дипломы МГУ, а часто и европейских вузов, опыт бизнеса в Москве, Волгограде, Ростове, Краснодаре, ближнем или дальнем зарубежье не могут найти безопасную гавань у себя на родине. И это намного более важно, нежели проблема доминирования того или иного этнического элемента в регионе.
Все это означает, что помимо Стратегии-2025 нужна, как минимум, еще одна.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
осетия, германии, Единая Россия
